В середине 1930-х гг. дикие евгенические проекты советских ге-нетиков-вейсманистов, наконец, привлекли внимание сталинского руководства. Видимо, "последней каплей" было письмо Мёллера Сталину. Сталин сообразил, что предлагаемая евгениками программа приведёт к краху государства. Ведь людям, во всяком случае, требуется что-то кушать. А значит, кому-то надо производить полезные продукты. Если же поощрять распространение в стране "евгенически ценных" то, конечно, эстрадных комиков, валютных спекулянтов, аферистов-приватизаторов чужого имущества, плагиаторов и шарлатанов в науке будет становиться всё больше и больше — но в конечном итоге, все вымрут от голода — и "ценные" и все остальные. Поэтому даже без долгих раздумий Сталин пришёл к выводу, что "ценных", вопреки их рекомендациям, надо не поощрять, а наоборот, строго ограничивать, как поступает и сама Природа на протяжении уже тысячелетий. И в первую очередь надо ограничить теоретиков "евгенизации".
С июля по декабрь 1936 года в центральной прессе прошёл ряд публикаций с резкой критикой евгеники, теоретиков евгеники, и связанных с евгеникой вопросов. В конце 1936 года были проведены научные конференции с критикой расизма и евгеники. Осенью 1936 года директор Медико-генетического института С. Левит был раскритикован в центральной прессе, а в декабре исключён из партии по формальной причине "связи с врагом народа" (троцкистом Н. Каревым). Впрочем, связи с троцкистами только ухудшили положение Левита, в январе 1938 года он был арестован и репрессирован. Медико-генетический институт был закрыт осенью 1937 года.
А. Серебровский, Н. Кольцов, Г. Мёллер и евгеники рангом пониже (С. Давиденков,) практически не были наказаны за свою лженаучную евгеническую пропаганду. Серебровский в конце 1936 года написал ещё одно "покаянное письмо", открещиваясь от своего проекта 1929 года; в этом письме, адресованном в президиум ВАСХНИЛ, он назвал свои предложения наполненными "целой цепью грубейших политических и антинаучных ошибок". Мёллер в 1937 году вообще покинул СССР. Кольцов за свои евгенические теории был словесно осуждён весной 1939 года коллективом возглавлявшегося им института и комиссией президиума АН; освобождён от должности директора (тогда же); раскритикован в прессе; провален на выборах в академики АН СССР (тогда же), но никаким другим репрессиям не подвергся. Хотя осудить свои евгенические теории он, в отличие от Серебровско-го, категорически отказался.
Кампания против евгеники во второй половине 1930-х гг. оказала определённое влияние на ход дискуссий между мичуринцами и вейсманистами. В ходе её лидеры вейсманистов — Мёллер, Серебровский, Кольцов — скомпрометировали себя лично как учёные в глазах общественности и руководства страны поддержкой лженаучных положений евгеники, а доктрины своей школы — использованием их для обоснования шарлатанских евгенических проектов.
Борьба с вредительством и её влияние на ход дискуссий. Наконец, в 1930-х гг. по обвинению во вредительстве в сельском хозяйстве был арестован ряд биологов и работников сельского хозяйства, самым известным из которых был директор Всесоюзного института растениеводства Н. Вавилов. Арестованы были и другие сотрудники ВИРа, в том числе генетик-вейсманист Г. Карпеченко. Они были признаны виновными и осуждены.
Борьба с "академическим уклоном" в биологии, с вредительством в сельском хозяйстве, репрессии против ведущих работников ВИРа также нанесли группе вейсманистов серьезный ущерб.
Позиция Сталина. И. В. Сталин, глава Советского Союза, полностью поддерживал ориентацию мичуринцев на быстрое внедрение научных разработок в производство; на развитие теорий, имевших прямой выход на практические задачи народного хозяйства; на популяризацию достижений науки и привлечение к научному творчеству широких масс. 17 мая 1938 года на приёме в Кремле работников высшей школы, провозглашая тост за науку, он сказал: "За процветание науки, той науки, которая не отгораживается от народа, не держит себя вдали от народа, а готова служить народу, готова передать народу все завоевания науки, которая обслуживает народ не по принуждению, а добровольно, с охотой".
Разделял Сталин также и некоторые научные и мировоззренческие принципы мичуринцев: возможность направленного изменения наследственности; ламаркистскую идею наследования приобретённых признаков (Сталин положительно отозвался о ламаркизме ещё в своей ранней работе 1906 г. "Анархизм или социализм?", предпочтя его неодарвинизму); критическое отношение к вейсмановской концепции "непрерывной и неизменной зародышевой плазмы".
В определённой степени группа Т. Д. Лысенко во второй половине 1930-х гг. являлась проводником взглядов и политики И. В. Сталина. Н. Вавилов в разговоре с Н. П. Дубининым заметил: "У меня создаётся впечатление, что я, вы и другие генетики часто спорят не с Т. Д. Лысенко, а с И. В. Сталиным''.
Попытки вейсманистов повлиять на общественное мнение и правительство страны с помощью своих зарубежных контрагентов только усилили поддержку Лысенко и мичуринцев со стороны Сталина.
Впрочем, решающее значение в поддержке И. В. Сталиным работ Т. Д. Лысенко имели его выдающиеся достижения в развитии сельского хозяйства страны.
..."Вполне убеждённо свидетельствую: заслужить доверие Сталина можно было исключительно реальными результатами при выполнении крупных, ответственных, истинно государственных задач, и ничем кроме''
Научные результаты. В ходе дискуссий по проблемам биологии 1930-х гг. Лысенко и его коллеги отстояли свои научные взгляды, подвергавшиеся ожесточённым нападкам. Ключевые положения мичуринской биологии о возможности направленного изменения наследственности путём изменения условий жизни организма и возможности вне-хромосомной передачи наследственных признаков были обоснованы ими теоретически и продемонстрированы на практических примерах. Хотя большинство вейсманистов, придерживавшихся по этим вопросам прямо противоположных взглядов, осталось при своём мнении, однако это было во многом обусловлено их мировоззренческой позицией. Дальнейшее развитие науки подтвердило правильность ключевых положений мичуринской биологии.